Аморальный апокалипсис египетской цивилизации
Многобожие, свойственное религиозной культуре каждого из многочисленных номов нильской долины, предполагало веру жителя нома в иерархию разных номовых божеств, а предназначение некоторых из них могло быть самым утилитарным, в отличие от главного бога нома, «от которого зависела жизнь и смерть его жителей»:
«В дидактическом демотическом тексте, известном в науке как папирус Инсингер, говорится: «От бога, почитаемого в городе, зависит жизнь и смерть жителей города. Нечестивец, уходящий на чужбину, отдает себя в руки врага». Под «нечестивцем» подразумевается человек, покидающий свой ном и номового бога. В данном случае мы имеем дело с откровенной пропагандой исконного местного религиозного сепаратизма». (3)
Поэтому далеко не все боги и божества, тем или иным образом почитаемые в номе, были сопряжены с представлениями о доктрине бессмертия человеческой души, преследуя зачастую утилитарные цели, например, оказывая покровительство в разных сферах земного бытия жителей нома, таких как благополучные роды, исцеление от недугов, покровительство в удачной охоте, земледелии и т.п., что и служило поводом в каждом конкретном случае обращаться с молитвами к тому или иному богу, делая ему подношение через служителей его культа.
Вера человека в какую-либо религиозную концепцию (религию), главенствующую в религиозной жизни, например, нома (государства), в основе которой лежат представления о бессмертии человеческой души, обременяя его требованиями соблюдения моральных и нравственных норм поведения в социуме («богоданных заповедей, законов и т.п.»), должна быть соответствующим образом ПРОСТИМУЛИРОВАНА!
Например, как в Христианстве, обязывающим своих последователей соблюдать заповеди и законы Господа, следуя наставлениям Его слуг, священников, что простимулировано благостными перспективами вечной жизни в Царствии Его Небесном.
Вера же в реинкарнацию и переселение души несколько иначе стимулирует своих приверженцев придерживаться общественно значимых устоев морали и нравственности. (Для египтян эти устои воплощались в контексте концепции Маат – «концепция Маат составляет основное звено египетской этики» (3), которая к вере в вечную загробную жизнь изначально не имела никакого отношения, стимулируя соответствующим образом своих приверженцев «прожить жизнь с Маат в сердце» (3), т.е. вести максимально благонравный и законопослушный образ жизнь. Но о её роли в религиозной жизни населения нильской долины речь пойдет в основном уже вне рамок апологетики религии Осириса.)
Обе парадигмы религиозного мышления доктрины бессмертия человеческой души стимулируют своих последователей по-разному, тем не менее в своем идеале обязаны прививать в их религиозном сознании необходимость соблюдения норм морали и нравственности, включая законопослушание и т.п., чему и служат заповеди и законы, «извечно установленные Творцом». А в Его роли в каждой из современных монотеистических религий выступает свой Бог, что в полной мере относилось и к политеистическим религиям, где в этой роли, как правило, фигурировал верховный Бог, Творец, возглавлявший иерархию богов и божеств рангом пониже.
«В свете науки любая этика, и египетская в том числе, является результатом объективного развития общества, рождается социальной необходимостью». (3)
Доктрина бессмертия человеческой души, включающая в себя две парадигмы религиозного мышления, и является средством реализации этой «социальной необходимости», прививая в религиозном сознании членов социума представления об этических нормах поведения, соблюдение которых предписывается волею Бога-Творца как непререкаемого религиозного авторитета:
«Маат – это надлежащий порядок в природе и обществе, который установил творец, а посему все, что правильно и точно; вместе с тем это закон, порядок, справедливость и правда». (3)
И поскольку апологетика религии Осириса в египтологии отвергает веру египтян в переселение души, «ставя большой крест» на существовании этой парадигмы религиозного мышления в религиозной культуре населения долины Нила, то нам остается иметь дело лишь в её альтернативой – верой в вечную загробную жизнь, которая якобы безраздельно господствовала в религиозной жизни египтян (испокон времен), начиная с времен становления ещё независимых новом в долине Нила, где-то в середине-конце V тысячелетии до н.э.
Следовательно, эта парадигма религиозного мышления априори должна была стимулировать высокие моральные и нравственные нормы поведения своих последователей какими-либо благостными для них перспективами в загробном мире, учитывая перспективы вечного их потустороннего существования.
И какая же картина нравственного облика египетского народа предстает перед нами, сообразно приоритетам апологетики религии Осириса в египтологии и академической науке?
Отсутствие стимула для веры в вечную загробную жизнь
Констатация же факта отсутствия каких-либо привилегий в загробном мире у подавляющего большинства египтян, поскольку «потустороннее существование обыкновенного трудового люда комфорта не предполагало» (3) до краха Древнего царства, создает в египтологии и академической науке весьма щекотливую в смысле своей абсурдности ситуацию, ни много ни мало лишая население нильской долины смысла исповедовать веру в вечную загробную жизнь. Поскольку их загробное существование в вечности не подразумевало каких-либо преференций для них, что и придает какую-то немыслимую абсурдность подобному варианту веры в вечную загробную жизнь, соответствуя весьма нелепым представлениям о такой вере апологетов религии Осириса.
Поясню мысль на примере столь же абсурдного гипотетического варианта, условно, «Христианства», которое к реальному Христианству не имеет никакого отношения, в связи со своей абсурдностью и его востребованностью в качестве умозрительного примера.
Представьте, что в этом гипотетическом варианте «Христианства», уровня каждого из многочисленных номов нильской долины, с его верой в вечную загробную жизнь, полностью отсутствовал бы стимул для праведных верующих оказаться после смерти в подобии «Царства Небесного Господа», по аналогии с тем, как в реальном Христианстве благостно его себе представляют христиане, в качестве воздаяния за их приверженность к образу жизни праведного христианина, следующего по жизни наставлениям священников.
У такого гипотетического варианта «Христианства», обделяющего свою паству перспективами грядущего блаженства в вечности их загробной жизни, вообще не было бы шансов на существование, чего попросту не способны понять единомышленники Г. Кееса от египтологии и академической науки. «Трудовой люд», составлявший подавляющее большинство египетского народа, не имел стимула для веры в столь бесперспективный для них вариант вечной загробной жизни.
Следовательно, вера в вечную загробную жизнь по крайней мере «от начала времен» и до краха Древнего царства совершенно не была соответствующим образом простимулирована для подавляющего большинства населения долины Нила.
Исключение составляли фараоны, номархи и их сановная знать, чьи благостные перспективы в вечности загробной жизни им гарантировали жрецы заупокойного культа религии Осириса, чьим творчеством, оставившим свои следы в археологических памятниках и религиозной литературе, восторгался Г. Кеес.
И поскольку подавляющее большинство египтян совершенно не имело стимула для веры в вечную загробную жизнь «от начала времен» и до краха Древнего царства, сам собой напрашивается вывод о том, что народ Египта в большинстве своем не исповедовал веру в вечную загробную жизнь, а стало быть и не был вовлечен в заупокойный бизнес жрецов Осириса, оставаясь вне сферы их меркантильных интересов, вплоть до краха Древнего царства.
Этот вывод имеет дополнительное и весьма весомое подтверждение в известным египтологам факте «демократизации» заупокойного культа, произошедшей после краха Древнего царства:
«Сущность этой демократизации состояла в том, что теперь не только фараон, спавший вечным сном в своей пирамиде, не только его вельможная и сановная знать, погребенная в многочисленных мастаба, но и простые смертные претендуют на привилегии в потустороннем мире». (3)
Поэтому лишь став адептами религии Осириса в результате «демократизации» заупокойного культа, для чего и проводилась по всему Египту «рекламная кампания» по популяризации культа Осириса, состоятельные египтяне из разных слоев общества получали возможность воспользоваться «привилегиями в вечности своей загробной жизни», которых они были лишены испокон времен и до краха Древнего царства, а то и до завершения эпохи Среднего царства.
И вот этот крайне абсурдный в своей несостоятельности вариант религии гипотетического «Христианства», «реализующего собой веру египетского народа в вечную загробную жизнь», и якобы существовавший испокон времен, пытаются внедрить в сознание наших современников апологеты религии Осириса от египтологии и академической науки.
На этом примере в очередной раз можно убедиться в том, что их ментальная сфера восприятия информации, ориентированная лишь на бездумном запоминание и цитирование изречений Авторитетов, подобных Г. Кеесу (по примеру цитирования Св. Писания), совершенно лишена такого её инструмента как осмысленность восприятия в качестве основы критического мышления, позволяющего вникать в её смысл.
Но это лишь один из фрагментов мозаики нелепостей в качестве результата развития тезиса апологетов религии Осириса об исконности веры в вечную загробную жизнь народа Египта. Иной аспект этого абсурда имеет более чудовищные последствия для египтологии и Науки, в целом.
Аморальный апокалипсис египетской цивилизации
Привилегиями в потустороннем мире вечной загробной жизни до краха Древнего царства пользовались лишь фараоны, номархи и их ближайшее окружение, что и стимулировало их приверженность к религии Осириса и к её вере в вечную загробную жизнь, и это вполне объяснимо. Подавляющее же большинство египтян было банальнейшим образом обделено перспективами благ своей загробной жизни, поскольку в нем «их потустороннее существование комфорта не предполагало», гипотетически, обрекая их ещё и на обездоленное существование в вечности загробной жизни, что, вполне закономерно, обессмысливало их веру в вечную загробную жизнь.
Спрашивается, а кому из представителей простого народа была нужна такая вера в вечную загробную жизнь, которая, с одной стороны, казалось бы, должна стимулировать благонравное и законопослушное поведение её приверженцев, соблюдая устои морали и нравственности египетского общества, в воздаянии за что, с другой стороны, эти приверженцы совершенно не получают никаких стимулов для своей веры, поскольку в вечности загробной жизни «их потустороннее существование комфорта не предполагало»? (3)
Это обстоятельство совершенно не стимулировало их придерживаться каких-либо удобоваримых для социума норм морали и нравственности при жизни, чему, казалось бы, и должна служить по своему предназначению доктрина бессмертия человеческой души, включая одну из двух её парадигм религиозного мышления – веру в вечную загробную жизнь, как это имеет место, например, в Христианстве, да и то, гипотетически, и не во всех конфессиях в равной мере.
Народ нильской долины был обделен благостными перспективами загробной жизни, в отличие от фараонов, номархов и их ближайшего окружения, для которых их морально-нравственный облик совершенно не оказывал влияния на перспективы получения ими, утрированно, «полного пакета благ в вечности» загробной жизни, благодаря рачительной заботе об этом жрецов заупокойного культа и их всесильной заупокойной магии. В религии Осириса времен Раннего и Древнего царств не существовало концепции загробного суда, поскольку это судилище априори было неуместно в отношении богатейших и влиятельнейших клиентов заупокойного бизнеса: фараонов, номархов, их семей и ближайшего окружения.
Да и во времена Среднего царства начинают лишь выкристаллизоваться представления о загробном суде, полностью концептуально оформленные лишь ко временам Нового царства – 125-я глава «Книги мертвых»:
«В дальнейшем, начиная с Первого переходного периода, удельный вес элементов этики в заупокойных текстах становится все более значительным. Этой проблеме посвящена новая работа немецкого египтолога Грисхаммера, собравшего и исследовавшего все данные о загробном суде, содержащиеся в «Текстах саркофагов» (начиная с Первого переходного периода и кончая временем Среднего царства). В этих текстах нет еще развернутой картины загробного суда, как в знаменитой 125-й главе «Книги мертвых», но развитие идеи загробного суда явно намечено». (3)
И как писал Г. Масперо в книге «Древняя история народов Востока», в контексте «изменения представлений о загробной жизни, о средствах достижения загробного счастья» (знати времен Среднего царства), это счастье совершенно не зависело от того, каков был их морально-нравственный облик при жизни:
«Земная жизнь человека не имела при этом никакого влияния на его загробное существование: злой или добрый, справедливый или несправедливый, раз над ним совершены были определенные обряды и аккуратно произносились известные молитвы, становился счастливым и богатым в загробной жизни». (4)
В этой цитате речь идет об избранных представителях придворной знати фараонов и номархов времен Древнего царства и о более широком круге выходцев из состоятельных слоев общества времен Среднего царства, у которых, в отличие от «широких масс трудового люда», было достаточно финансовых средств, чтобы оплатить весьма недешевые, по тем временам, услуги дельцов заупокойного бизнеса, гарантировавших заказчику счастливые перспективы в вечности их загробной жизни, посредством «совершения определенных обрядов и аккуратно произносенных молитв».
Таким образом, перспективы загробного счастья сановной знати не были поставлены в зависимость от их прижизненного нравственного облика, а подобное представление о вере в вечную загробную жизнь самым беспардонным образом дискредитирует главное предназначение доктрины бессмертия человеческой души и этой парадигмы религиозного мышления (в своем идеале) – стимулировать благостные перспективы в загробной жизни лишь в том случае, если верующий при жизни являл собой, утрированно, образцовый примером праведности по итогам всей жизни. Как это имеет место, гипотетически, во многих современных религиях, основанных на вере в вечную загробную жизнь, за некоторыми исключениями.
Т.е. сообразно вполне реалистичным представлениям египтологов, мнение которых выразил Г. Масперо, на определенном этапе развития представлений «египтян» о загробной жизни, до того как возникла необходимость концептуального обоснования загробного суда, гипотетически, ставившего перспективы потустороннего существования в вечности в зависимость от нравственного облика усопшего, заупокойный бизнес жрецов Осириса, фактически, гарантировал любому, кто был способен оплатить услуги заупокойного бизнеса, перспективы «счастья и богатства в вечности загробной жизни»:
«… злой или добрый, справедливый или несправедливый, раз над ним совершены были определенные обряды и аккуратно произносились известные молитвы, становился счастливым и богатым в загробной жизни». (4)
Столь аморальный по своей сути заупокойный бизнес жрецов Осириса времен Среднего царства позволял её адептам наплевать на этические устои египетского общества, стимулируя в их среде казнокрадство, мздоимство, злоупотребление в корыстных целях властью, включая судебную власть, и т.п., в надежде на возможность скопить достаточно финансовых средств на столь перспективном для своего обогащения поприще, для оплаты услуг дельцов заупокойного бизнеса, посредством чего открыть себе перспективы богатства и счастья ещё и в вечности загробной жизни.
Коррупция в органах власти и в судебной системе Древнего Египта зародилась именно благодаря столь аморальной деятельности жрецов заупокойного культа религии Осириса (преимущественно, уже после краха Древнего царства), приторговывавших местами в царстве мертвых своего бога, прельщая своих адептов благостными перспективами счастья и богатства в вечности их загробной жизни.
«Статьи указа (Новое царство) против взяточничества судей свидетельствовали, что и на суде бедняк не находил управы на обидчиков». О.Я. Перепёлкин (8)
Рис 4.Торговля индульгенциями.
Формально, суть этого аморального бизнеса времен Среднего царства составляла фундамент последующего этапа своего развития – столь же аморальной торговли свитками «Книги мертвых» уже времен Нового царства.
В свою очередь, торговля свитками «Книги мертвых» стала прототипом торговли индульгенциями в Римско-католической церкви, за звонкую монету отпуская грехи прихожанам, столь же, но лишь поэтапно – на протяжении всей жизни, обнадеживая их благодатью в Царствии Небесном Господа.
А сейчас представьте себе гипотетическую картину «аморального апокалипсиса» египетской цивилизации, «которую рисуют апологеты религии Осириса от египтологии», сами того не осознавая, настаивая на том, что вот такой образчик веры в вечную загробную жизнь был свойственен испокон времен для всего населения долины Нила.
Возможно, по бедности «трудовой люд» и не имел финансовых средств для возведения «вечных домов», тем не менее якобы был способно оплатить услуги жрецов заупокойного культа, аналогичные описанным в цитате Г. Масперо: «Земная жизнь человека не имела при этом никакого влияния на его загробное существование: злой или добрый,…».
Это же картина «аморального апокалипсиса» в масштабах непросто жизнедеятельности высших слоев египетского общества («рыба гниет с головы»), которая стала реальностью в нем со времен Среднего царства, а уже в масштабах всей цивилизации Древнего Египта!
Не только представитель знати, являясь адептом религии Осириса, мог наплевать на моральные устои общества, например, корыстно верша неправедный суд в пользу богача, но и все население аналогичным образом могло игнорировать этические устои общества, что стимулировало к аморальным и противозаконным поступкам: насилие, воровство, грабежи, убийства и т.п., в надежде на то, что скопив на этом поприще, преимущественно, противозаконной деятельности достаточно денежных средств к концу жизни, для оплаты услуг дельцов заупокойного бизнеса, ещё и гарантировать себе счастливую и богатую жизнь в вечности загробной жизни.
Да и по жизни заработанных таким образом денег было бы достаточно для подкупа коррумпированных судей, уподоблявших себя судьям загробного судилища Осириса, готовых вынести оправдательный вердикт злостному нарушителю законов и этических устоев общества, поскольку загробная магия «Книги мертвых» точно также гарантировала оправдательный вердикт любому, кто вовремя занес «денюшку» дельцам заупокойного бизнеса, в связи с чем «оказывался безгрешным и святым» в глазах судей загробного судилища:
«Если в 125-й главе «Книги мертвых» очень важную, можно сказать основную, роль играет загробный суд, основанный на нравственном принципе, то магия, пронизывающая всю «Книгу мертвых», в этой главе призвана не допустить неблагоприятного для умершего приговора суровых загробных судей.
Умерший, ссылаясь на знание имен судей, делает их для себя безопасными и превращает свои оправдания в магические формулы, заставляющие признать его невиновность. Всякий египтянин с этой главой в руках и на устах оказывался безгрешным и святым, … Таким образом, вся глава была просто талисманом против загробного осуждения». (3)
И вот эта гипотетическая картина «аморального апокалипсиса» в масштабах всей цивилизации Древнего Египта и является следствием признания апологетами религии Осириса от египтологии веры всех поголовно египтян в вечную загробную жизнь, учитывая представления «о средствах достижения загробного счастья» (Г. Масперо), применительно не только к представителям знати, но и ко всему населению долины Нила, по крайней мере, «от начала времен» до середины-конца Среднего царства.
Гипотетическая картина «аморального апокалипсиса» египетской цивилизации, являющаяся порождением «ущербности менталитета» единомышленников Г. Кееса от египтологии, неспособных оценить последствий развития приоритетных тезисов своей апологетики, вступает в противоречие с известными в египтологии представлениям о высоких стандартах морально-нравственного облика египтян, о чем свидетельствует, в частности, цитата из книги «Египет: теология и благочестие ранней цивилизации» Яна Ассмана, где он ссылается на Геродота и других античных авторов:
«Геродот и другие античные авторы подтверждают сложившееся у нас впечатление, называя египтян самым благочестивым из всех народов». (6)
И вновь мнение «Геродота и других античных авторов» о египтянах, уже как о самом благочестивом народе, противопоставляется вполне закономерным следствиям развития приоритетных тезисов апологетики религии Осириса, восприятие которых не находит своего вразумительного понимания в их академической среде.
Одновременно, эта гипотетическая картина «аморального апокалипсиса» противоречит и представлениям науки о зарождении египетской этики, «являвшейся результатом объективного развития общества»:
«В свете науки любая этика, и египетская в том числе, является результатом объективного развития общества, рождается социальной необходимостью». (3)
Потому что приоритетный тезис апологетики религии Осириса о вере в вечную загробную жизнь всего населения долины Нила, ещё и испокон времен, как и его закономерное следствие – гипотетическая картина «аморального апокалипсиса» египетской цивилизации, не подразумевает под собой либо вообще закрепление в религиозном сознании этических устоев египетского общества, либо девальвирует полностью их значимость для египтян, посредством внушения им представлений «о средствах достижения загробного счастья»:
«Земная жизнь человека не имела при этом никакого влияния на его загробное существование: злой или добрый, справедливый или несправедливый, раз над ним совершены были определенные обряды и аккуратно произносились известные молитвы, становился счастливым и богатым в загробной жизни». (4)
Приведенные выше аргументы доказывают несостоятельность главного тезиса апологетики религии Осириса – признание веры в вечную загробную жизнь исконной верой населения долины Нила.
Апологеты религии Осириса, по всей видимости, либо не способны понять всей глубины аморальности деятельности жрецов заупокойного культа религии Осириса и её последствий для египетского общества и, в целом, для человечества, что весьма сомнительно, либо преднамеренно игнорируют этот аспект их деятельности, воспринимая его как должное, тем самым морально оправдывая подобного рода заупокойный бизнес, который и по сию пору не потерял своей актуальности…
По всей видимости, этим и объясняется неготовность апологетов религии Осириса от египтологии и академической науки подвергать моральному осуждению заупокойный бизнес, построенный на «торговле местами в раю …»
И вновь на их фоне можно выделить М.А. Коростовцева, который с прискорбием констатировал утрату «высоких приобретений нравственного порядка» в концепции загробного суда жрецов Осириса:
«Если в 125-й главе «Книги мертвых» очень важную, можно сказать основную, роль играет загробный суд, основанный на нравственном принципе, то магия, пронизывающая всю «Книгу мертвых», в этой главе призвана не допустить неблагоприятного для умершего приговора суровых загробных судей. …
Так были уничтожены высокие приобретения нравственного порядка, и Книга Мертвых оказывается свидетельством и об их наличности, и об их печальной судьбе». (3)